Но давайте, спросим себя: что такое латвийский центризм? А что можно назвать латвийским радикализмом, русским, латышским? Суть радикализма в неприятии компромиссов, в доведении любой идеи, любого идеологического тезиса на практической почве до абсолюта, не считаясь с потерями.

Теперь спросим себя ещё: а существует ли в Латвии «русский» радикализм» вообще? Скажите, кто из тех, кого приснопамятная публика кличет радикалом a la russe, действительно является таковым? Может, это г-н Ушаков-Урбанович, который надумал на грядущем референдуме проголосовать «за» второй государственный язык, хотя понимает, что этого всё равно не будет, но голосовать будет «так само», за правду, ибо страдаем незаслуженно… А если бы это было «не так, а эдак», так мы за латышский только и завсегда… Даже в программе ЦС указано, что единственым государственным языком страны является латышский.

Или, может, радикалы – это Плинер Я.Г. и m-me Жданок, которые ратуют, ну, хоть за какой-то статус для русского языка? Пусть региональный, пусть самый плохонькой, лишь бы был. Или, может, руссо-радикал – это страшный и ужасный г-н Рубикс, который заявил, что в Латвии должен быть лишь один государственный язык, да и тот латышский? Так, где же вы, русские радикалы? Ау!

Может, неблагонадёжный Линдерман – радикал? Тот Линдерман, который всюду и кругом твердит: да, возможно, проиграем референдум, но прийти все-таки надо… Пусть все видят: нас много и нас не устраивает… Вы хотите сказать, что вся эта публика, вместе и по раздельности – это радикалы? Не смешите, ей Богу.